2018-1-1 13:00 |
Революция — главное художественное событие XX века, — пишет латвийская газета «СЕГОДНЯ НЕДЕЛЯ»Новая Третьяковка - Дом художника за Крымским мостом - отделена Москвой-рекой от вездесущих китайских туристов и проверена на предмет отсутствия очередей.
Но с точки зрения эстетического наслаждения содержимое этого гигантского белого здания брежневского модернизма (строили аж с 1964 по 1979 год!) может предоставить не меньше, чем культовая галерея в Лаврушинском переулке. Потому как в Новой - весь русский авангард первой трети XX века, плюс социалистический реализм и нонконформизм. А до 14 января - еще и выставка «Некто 1917».
Роковой прогноз Велимира
Минувший год для России прошел под знаком Великой Революции: исследования, фильмы, экспозиции. С точки зрения вашего автора ничто не может представить эпоху столь искренне, как произведения сотен живописцев, скульпторов, графиков, творивших в переломное время, раздумывая перед лицом еще не наступившей реальности, кажущейся ничуть не фатальной.
Откуда у выставки такое странное название? А из самого что ни на есть футуристического вычисления Велимира Хлебникова о падении государств, представленного в сборнике «Пощечина общественному вкусу» в 1912 году. Пропущенное современниками, пророчество предсказало дату не только крушения Империи, но и необычного взлета искусства. Достаточно сказать, что в последний «целый» год династии Романовых - 1916-й - в воюющей России было поставлено 500 кинофильмов.
Первые картины, встречающие на выставке - это «Смутное» Василия Кандинского и «Душа народа» Михаила Нестерова. Первая - кажущаяся хаотичным набросанная на холст смесь предметов, а вторая - непорочный отрок, стоящий в глубокой задумчивости на берегу реки. Но если вглядеться в окружение мальчика, то там тоже полный хаос: все слои общества - от хозяев жизни до маргиналов - перемешались в разрушенном социуме. Крови еще нет, но, как говорится, попали в непонятное.
Портрет движущих сил
Выставка разделена на секции. Вот «Мифы о народе». Таинственный русский национальный характер в прочтении того же Нестерова - это богобоязненность. Родоначальница женской живописи Зинаида Серебрякова и Кузьма Петров-Водкин - оба из объединения «Мир искусства» - воспевают идеального душой и телом крестьянина-труженика. «1918 в Петрограде» Кузьмы Сергеевича - просто мать кормит грудью малыша, выражение лица спокойное, на заднем плане народ тусуется без фанатизма. Какая-то мелкая торговля. . .
Вообще не сговариваясь художники фиксировали новые детали революционного быта. Так, главным элементом русского натюрморта 1917 года стала селедка и вобла. То, что можно было достать… Заодно появились цветастые, кричащие портреты уличной шпаны - «Проститутка и вор». Вот кто становились хозяевами петроградских улиц.
И в картинах Бориса Григорьева подчеркнуты озлобленность, косность, невежество - словом, по Марксу: «идиотизм деревенской жизни». Недаром григорьевский цикл под ироничным названием «Расея» критики упрекали в издевке над народом. Термин «русофобия» тогда еще не произносили… К слову, и маститый Илья Репин, укрывшись в близкой эмиграции на Карельском перешейке, рисовал злобных толстяков - «Большевиков», отбирающих хлеб у голодного мальчугана на рынке. Видимо, мастер оценивал коммунистов исключительно из белой прессы. Его семья закончила трагически - внук Дий Репин в 1935 году, поверив в будущее мировой революции, пересек границу СССР и был расстрелян за шпионаж, а сын Юрий жил в финских ночлежках, а в 1954-м покончил с собой.
А вот Борис Кустодиев, любитель пышных купчих, в 1920 году изобразил совсем иного «Большевика» - это бородатый гигант с красным знаменем, перешагивающий здания, вровень с золотыми куполами.
Но в 1917 году никто не может предсказать массового террора. «Прочь от этой реальности!» - провозглашают художники-эскаписты, на полотнах которых живописный Крым, элитарный курорт, нежащийся под солнцем. «Алупка» Сергея Виноградова, «Розы в голубом кувшине» Константина Коровина, мрачноватые акварели Альберта Бенуа или комплиментарно-парадные портреты буржуа работы Исаака Бродского. Кстати, последний, не будучи по природе своей бунтарем, оперативно перестроится под изображение усталого Ленина в Смольном или конгресса III Интернационала (картина долго была в запасниках, ибо товарищ Сталин на ней отнюдь не в центре, к тому же запечатлен ряд «врагов народа»).
Социалистический авангард
«Утопия нового мира» - следующий раздел выставки. К революционному году беспредметное, или абстрактное, искусство насчитывало всего несколько лет и пару десятков сторонников. Но это был один из немногих пунктов в истории российской живописи, когда она создала нечто уникальное в мировом контексте. Любой историк искусства на Западе выделит русскую икону - и супрематизм Казимира Малевича. Созданное как раз в 1917 общество «Супремус» призвало рассматривать разноцветные полосы и геометрические фигуры как метафоры новой жизни, освобожденной от вещей и «старого разума». Пожалуй, революционное искусство даже обгоняло в своем радикализме политику. . .
Кстати, единственным латышским автором, представленным в основной экспозиции Новой Третьяковки, является график и плакатист Густав Клуцис. Его работы - геометрические абстракции на службе пролетарской пропаганды.
И в том же ключе работал еще один художник - Эль Лисицкий, выпускник Рижского политехнического института (1918, в эвакуации в Москве). Лисицкий, которому в Новой Третьяковке посвящена в эти дни отдельная объемная выставка (работает до 18 февраля), создал композицию «Клином красным бей белых» - и массу геометрических «ПРОУНов» («Проект утверждения нового»). Разноцветные фигуры в разных плоскостях, коллажи, фотомонтажи - и проекты небоскребов 20-х годов, Красного стадиона на Воробьевых горах (его построили спустя 30 лет!). «Как говорят, «скромность не разрешает мне» рассказать о моем влиянии на создание нового западноевропейского искусства», - говорил Лисицкий в 1940-м. А через год ему пришлось рисовать уже совершенно классические оборонные плакаты… Умер он в предпоследний день 1941-го. Жена-немка была выслана.
Из черты осёдлости
Однако вернемся в «Некто 1917». За очередным поворотом открывается «Шагал и еврейский вопрос». До революции, разумеется, евреи тоже были представлены в российском искусстве - от гения русского пейзажа Исаака Левитана до Леонида Пастернака, импрессиониста и отца великого поэта. Но их творчество, в отличие от Марка Захаровича Шагала, и его современников Натана Альтмана и Исаака Рыбака, не несло своеобычных свойств черты оседлости. Именно на полотнах Шагала воплотился парадоксальный мир еврейских местечек, одновременно плотский и внеземной, наивный и с хитрецой. Что особенно удивительно в картинах Шагала - это игра с цветом, на том же «Венчании» монохромных, черно-белых жениха и невесту осеняет красный ангел. Может, это и есть метафора Революции?
Так или иначе, как бы ни оценивать 1917 год с точки зрения материальной истории, но в искусстве это был грандиозный переворот. Который, по всей вероятности, еще даже не оценен. Попробуйте сделать это сами, посетив Новую Третьяковку!
Николай КАБАНОВ.
Фото автора.
.Подробнее читайте на vesti.lv ...
