2018-10-11 21:00 |
В ста семидесяти километрах к северу от Петербурга среди лесов Карелии лежит город Приозерск. Городок маленький, но очень знаменитый в хрониках - по достоверным источникам ему более семисот лет, а возможно, и много больше, пишет латвийская газета «СЕГОДНЯ».
А главной здешней достопримечательностью является древняя крепость Корела, с которой связаны загадочные, мрачные и таинственные страницы отечественной истории.
Из тьмы веков
В Приозерске бывал несколько раз и здешнюю крепость тоже посещал не единожды.
Дата основания города теряется во тьме веков. А что касается крепости, то, как гласят летописи, к началу XIV века ее заложили посланцы Господина Великого Новгорода, чтобы на этом рубеже оборонять от шведов северо-западные рубежи своей республики. Шведское королевство имело свои виды на эти земли, и уже семьсот с лишним лет назад тут кипели яростные бои.
Первоначально крепость Корела (позаимствовавшая это название у местного народа карелов) была деревянной и через пятьдесят лет после основания погибла при пожаре. В 1364 году ее под руководством посадника Якова выстроили заново - на этот раз из камня.
Кстати, тогда бывали здесь и выходцы из Прибалтики: одно время Корелой управляли поступившие на службу Новгороду литовские князья Наримунт и Патрикей.
Город рос и развивался: по переписи 1568 года, тут насчитывалось 406 дворов (почти 2000 человек), четыре монастыря, четыре церкви и шесть мельниц.
Простояла крепость при русской власти два с лишним века, пока в 1580 году, во время Ливонской войны, не захватило ее шведское войско под началом Понтуса Делагарди (ставшего в Карелии фольклорным героем). Шведы расстреляли крепость из пушек, а потом дождались капитуляции гарнизона во главе с воеводой Квашниным.
Новые хозяева отстроили обветшавший детинец заново, но в 1595 году по итогам очередной войны крепость вернулась России. Пятнадцать лет спустя, в разгар Смутного времени, шведы под началом сына Понтуса Якоба Делагарди вновь подступили к здешним стенам, и началась растянувшаяся на полгода осада. 2000 ополченцев и 500 стрельцов, руководимые воеводой Иваном Михайловичем Пушкиным (предком поэта) и епископом Сильвестром, отчаянно сопротивлялись до тех пор, пока у них не закончились продукты и они в большинстве своем не поумирали от голода. 2 марта 1611 года Пушкин решил сдаться - из ворот вышли несколько десятков изможденных, шатающихся воинов и около сотни дошедших до полного истощения жителей. Всем им разрешили уйти, а шведам достался совершенно пустой город. Они дали ему новое название - Кексгольм.
В 1617 году по условиям Столбовского мира город официально отошел Швеции и пребывал под ее властью почти сто лет. Все это время скандинавское государство активно проводило на здешних землях политику лютеранизации. Сюда перевозили в больших количествах финнов-ингерманландцев на постоянное поселение, перекрещивали коренное население, не пускали православных священников, а тех местных жителей, кто упрямо держался за веру отцов, облагали неподъемными налогами. Но пробил однажды и для них час избавления.
В 1710 году, в разгар Северной войны, царь Петр I повелел своему полководцу Роману Брюсу выступить к Кексгольму с пушками, пехотой и артиллерией, что тот и выполнил. 7 августа началась бомбардировка, длившаяся непрерывно до 2 сентября, а днем позже была подписана капитуляция. Город и крепость вновь отошли России. Петр Великий приказал из металла лат сдавшихся в Кексгольме шведских солдат выковать новые крепостные ворота. Эти ворота до сих пор хранятся в здешнем музее, я их видел.
Империя старалась укрепить здешнюю крепость, сделать ее неприступной. С этой целью сюда, в частности, несколько раз приезжал знаменитый Суворов, производивший осмотр фортификационных сооружений. В последний раз он побывал тут в 1795 году. В память об этом на смотровой площадке крепостной Круглой башни установлен металлический флажок с датой: «1795».
Тремя годами сюда с инспекцией прибыл Кутузов. Однако со временем границы отступили на запад, Кексгольм постепенно потерял военное значение. Крепость начали использовать в качестве тюрьмы для «политических» узников, считавшихся особо опасными для государства.
Сказ о несчастных «царевнах»
. . . Неподалеку от входа в крепость путников встречает установленный в 2004 году камень с цитатой из летописи «История о славянском народе и зачале Новогорода»: «В 879 году «умре Рюрикъ въ КорЪлЪ в войнЪ, тамо положенъ бысть въ городе КорЪлЪ».
Впрочем, достоверных доказательств того, что основатель русского государства действительно похоронен именно в этих краях, нет. Другая версия гласит, что он упокоился где-то в окрестностях села Старая Ладога.
При входе в цитадель висит информационная доска с детальным планом объекта. Пояснения даны на русском, английском и финском. Деревянные ворота, шлагбаум и будка караульного, как и полагалось в императорской России, выкрашены под зебру. Серые каменные стены - реликт шведских времен.
Наиболее примечательный элемент укреплений представляет собой толстая приземистая башня, также возведенная шведами в конце XVI века. Во дворе взгляд приковывает каменное здание арсенала под остроконечной розовой крышей.
На крепостной территории расположены две музейные экспозиции, посмотреть которые можно за символическую плату. Одна из них посвящена истории крепости: здесь нам поведали, что Корела потеряла свое стратегическое значение после того, как река Вуокса, которую она первоначально «запирала», в середине XIX века изменила свое течение.
Вторая экспозиция рассказывает об узниках, некогда мыкавших горе в здешей тюрьме - и тут-то началось самое интересное. В частности, одно время здесь содержался несчастный император Иоанн Антонович (который изначально сиживал в Риге, в крепости Усть-Двинска. - Ред. ). В младенчестве свергнутый с российского престола своей родственницей Елизаветой Петровной, он почти всю выпавшую ему недолгую жизнь провел в застенках.
Среди тех, кому тут довелось мыкать горе, оказалась семья лжеимператора Петра Федоровича - казненного в Москве в 1775 году вождя крестьянско-казацкого восстания Емельяна Пугачева. В здешней крепости оказались две жены Пугачева, Софья Дмитриевна и Устинья Петровна, и трое его детей от первого брака. В указе Екатерины II от 9 января 1775 года предписывалось: семью Пугачева «содержать в Кексгольме, не выпуская из крепости, давая только в оной свободу для получения себе работою содержания и пропитания да сверх того произведя и из казны на каждого по 15-ти копеек в день». Славившаяся своей красотой Устинья успела побыть супругой Емельяна всего десять дней, а потом расплатилась за это тридцатью тремя годами заключения.
Круглая башня, на первом этаже которой ночевали эти люди, с тех пор стала называться «пугачевской». В декабре 1796 года Павел I отправил в Кексгольм офицера, и тот, возвратившись в Петербург, доложил: «В Кексгольмской крепости Софья и Устинья, женки бывшего самозванца Емельяна Пугачева, две дочери девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим с 1775 года содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Живут порядочно. Имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются. Читать и писать не умеют».
В 1803-м уже император Александр III отправился в путешествие по северо-западным областям государства, в Кексгольмской крепости он увидел семью Пугачева. Царь «высочайше повелеть соизволил содержащихся в крепости жен известного Емельяна Пугачева с тремя детьми, а равно крестьянина Пантелея Никифорова» из-под караула освободить, «предоставить им жительство иметь в городе свободное, с тем, однако, чтоб из оного никуда не отлучались, имея при том за поступками их неослабное смотрение».
В июле 1826 года в крепость были доставлены девять осужденных декабристов. Одним из них был друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер (позже также содержавшийся в Латвии, в Динабургской крепости. - Ред. ).
Декабрист Иван Горбачевский оставил рассказ: «В то время в Кексгольмской крепости содержались две старушки Пугачевы, которых называли „сестрами“ Емельки. Они пользовались в стенах крепости до известной степени свободою: гуляли по двору, ходили с ведрами за водою, убирали сами свою камеру, словом, обжились, были как дома и, кажется, иных жизненных условий совершенно не ведали. . . »
Декабристы их называли в шутку «царевнами». Горбачевский говорил, что от скуки узники подшучивали над «царевнами», оказывали им знаки почета, засылали «сватов» и подтрунивали друг над другом. «Женимся, Горбачевский, на „царевнах“, - шутил князь Барятинский, - все ж протекция будет. . . »
Я посмотрел неуютные каменные «мешки» в башне, в которых десятилетиями вынуждены были ютиться члены семьи знаменитого бунтовщика. Бррр. . .
Тайна Безымянного
Но самое интересное ожидало впереди, когда нас свели в глубокий подвал, некогда служивший пороховым погребом. Здесь-то мне и довелось услышать историю русской Железной маски.
- Этого человека привезли сюда во времена Екатерины II, - поведала экскурсовод. - Это был секретный узник, имя которого упоминать строго запрещалось. В документах он проходил как Безымянный, его держали на хлебе и воде. Павел I, взойдя на престол, отдал в отношении этого заключенного приказ: «Оставить в нынешнем положении». Проведя без малого тридцать лет в этом мрачном погребе, несчастный почти совсем ослеп. В 1803-м, находясь в Кексгольме, Александр I посетил тюрьму и милостиво осведомлялся об имени каждого из заключенных. Когда очередь дошла до таинственного узника, то его по приказу заинтересовавшегося этой загадкой Александра извлекли из подвала, умыли и одели.
Безымянный объявил, что не может в присутствии других сказать, кто он такой. Император попросил членов своей свиты выйти. Пробыв с узником некоторое время наедине, государь вышел от него со слезами на глазах и повелел выпустить Безымянного. Говорят, царь отдал заключенному одежду из собственного гардероба, он пообедал вместе с узником и даже подарил ему при расставании свою фуражку. Безымянный жил в Кексгольме еще лет пятнадцать после того, получал от казны содержание, но так никому больше и не назвал своего имени.
Я зарылся в источники - история Безымянного полностью подтвердилась. Но кем же он был? На этот счет выдвигаются самые разные версии, но точного ответа нам, видимо, уже никогда не узнать. Наиболее распространенное у историков мнение сводится к тому, что то был Иван Пакарин, переводчик Коллегии иностранных дел. Пакарин начал рассказывать знакомым, что на самом деле является сыном Екатерины II и графа Никиты Ивановича Панина, - за это столь жестоко и поплатился.
В крепостном музее мне рассказали и про Кексгольмский лейб-гвардейский гренадерский полк, изначально сформированный по приказу Петра I в 1710 году. Это была одна из наиболее знаменитых воинских частей российской армии, прошедшая за двести с лишним лет через несчетное количество сражений. С названием этого полка неразрывно связано имя замечательной женщины - Марии Кексгольмской.
В 1878 году во время войны с османами трехлетняя Айше была случайно найдена русским солдатом рядом с умирающей матерью-турчанкой и в дальнейшем удочерена Кексгольмским полком. В крещении Айше получила имя Марии. Был утвержден фонд на содержание «дочери полка», в который регулярно удерживались суммы из ежемесячного жалованья офицеров, из пожалованных из казны наградных денег, из выигрышей в карточных играх.
Накопленный капитал Мария Кексгольмская, окончившая в Петербурге Институт благородных девиц, получила по достижению ею совершеннолетия. В дальнейшем она вышла замуж за корнета 33-го драгунского Изюмского полка Александра Шлеммера, у них было двое сыновей. Но потом ее судьба сложилась несчастливо: работая на фронте во время Первой мировой войны сестрой милосердия, Мария подхватила туберкулез. После революции у нее уже погиб на фронте старший сын Павел, воевавший против большевиков в рядах Добровольческой армии. Сама Мария скончалась от туберкулеза в августе 1920-го в санатории близ Ялты - почти одновременно с мужем, умершим от тифа. Младший же их сын Георгий дожил в эмиграции до 1974 года.
Возвращаясь к судьбе города и крепости в Приозерске, стоит отметить, что в их судьбе было еще немало встрясок. После революции Кексгольм отошел отсоединившейся Финляндии и вернулся России, называвшейся тогда СССР, в 1940-м, по результатам советско-финской войны. Во время Великой Отечественной город оказался вновь временно оккупирован финнами и почти полностью разрушен. В октябре 1948 года Кексгольм был переименован в Приозерск.
Бурные века истории остались за спиной, и лишь стены старой крепости безмолвно свидетельствуют о разворачивавшихся здесь когда-то драмах.
Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ,
собкор газеты «СЕГОДНЯ» в Санкт-Петербурге.
.Подробнее читайте на vesti.lv ...
