2018-7-13 20:30 |
В Латвии и России вспоминают выдающегося русского писателя Валентина Пикуля, которому завтра, 13 июля, исполнилось бы 90 лет. Глава I Всего несколько минут потребовалось первому морскому лорду Великобритании Дадли Паунду, чтобы отправить на тот свет арктический транспортный караван PQ-17 летом 1942 года.
В бетонной цитадели Уайтхолла, на глубине более 30 метров, он и принял это роковое решение, отозвав боевой конвой.
Что мог знать тогда о тайной интриге правительства его величества четырнадцатилетний юнга Валентин Пикуль, служивший в те годы на эскадренном миноносце «Грозный» Северного флота? Тридцать лет прошло, прежде чем писатель, отложив в сторону недописанный роман, решил рассказать о мужестве моряков северного каравана и предательстве тех, по чьей вине путь из Великобритании в советский порт Мурманск превратился в братскую могилу при выполнении союзнического долга.
С этих строк начинался в далеком 1978 году мой первый очерк о 50-летнем советском писателе Валентине Пикуле в газете «Советская молодежь». Принял меня тогда писатель в своей квартире на тихой рижской улице Весетас, рукопись читать не стал, а сразу передал супруге - Веронике Феликсовне, которая, откинувшись на диване, стала неторопливо шелестеть страницами.
Валентин Саввич жестом руки увлек меня в соседнюю комнату, вслепую раскупорил бутылку коньяка, торопливо расплескал его по фужерам.
«Закусывать нечем, кроме шоколада, иначе услышит», - пояснил он, указывая на соседнюю комнату. Долька шоколада не успела растаять во рту, как раздался голос супруги: «Валя, ты как?. . » Пикуль вздохнул и от безнадежности произнес: «Вероника, ты - шпионка!». Ответ из соседней комнаты был не менее красноречивым: «Нет, Валя. Я - советская разведчица!»
Сразу оговорюсь, конфликт на этом был исчерпан. Допускаю, Вероника Феликсовна, дочитав писание, посчитала, что, на ее взгляд, это было не самое банальное, что она читала о Пикуле и тем самым благословила редкий по тем временам сюжет на публикацию. Но при этом мягко и добродушно, почти по-матерински добавила: «Вы знаете, Юрий, я почти двадцать лет потратила, чтобы вылепить увлекательного мастера слова. Очень надеюсь, что ваша обоюдная симпатия не доставит мне новых хлопот».
К слову сказать, Вероника Феликсовна, владевшая многими европейскими языками и активно выручавшая писателя переводами европейских авторов, в годы войны входила в состав разведгрупп, совершавших рейды на оккупированных территориях Прибалтики. На знание латышского языка перед отправкой в тыл, рассказала она мне, ее проверял председатель Верховного Совета Латвийской ССР академик Август Кирхенштейн, пожелавший отважной разведчице (оценив ее знание языка на «отлично») ни при каких обстоятельствах не попадаться в руки латышских головорезов.
Глава II
Любой историк, полагал Пикуль, - это прокурор тех преступлений, что совершены задолго до судебного расследования. Но вот парадокс - именно после провозглашения независимости в 1991 году в ноябре Латвия решила смешать в одном флаконе сразу два «героических» события своей истории: 18 ноября 1918 года республика впервые «завоевала» благодаря итогам Брестского мира, Антанте и немецкой оккупации свою независимость, а 30 ноября 1941 года на ее территории начался массовый геноцид евреев, названный позже Холокостом. По данным исторических архивов, команда Арайса участвовала в карательных операциях и за пределами Латвии, уничтожив в общей сложности, по подтвержденным данным, более 60 000 человек.
Только знание прошлого Отечества, концентрировал внимание Пикуль, делает человека богаче духом, тверже характером и умнее разумом. История воспитывает в нем и необходимое чувство национальной гордости.
Историческая память. Она хранит калейдоскоп величайших открытий и чудовищных преступлений человечества. Она культивируется в том числе благодаря художественному вкусу и таланту отечественной литературы.
Валентин Саввич всегда признавал огромную роль исторической романистики в развитии народа читающего, и много читающего, каким является многонациональный народ России. Именно память о событиях минувших лет и веков воспитывает в обществе чувство национальной гордости. «История требует от нас и уважения к себе, как и дедовские могилы. Летом 1941 года мы выстояли еще и потому, что нам в удел достался дух наших предков, закаленных в прошлых испытаниях. . . » - любил повторять писатель.
А возвращаясь к той самой первой памятной встрече на Весетас, с грустью должен признать: для меня она оказалась первой и последней встречей с легендарной музой великого писателя. Вскоре он овдовел, и встречи в его холостяцкой квартире в компании любимой дворняги по кличке Гришка (в честь героя романа о нечестивце Распутине) стали бесконечными путешествиями по лабиринтам малоизученной российской истории.
Наши отношения с этим не только уникальным литератором, но и архивариусом гуманитарных знаний становились постепенно все более откровенными, порой бесшабашными и очень доверительными, несмотря на солидную разницу в возрасте.
Темы для кинжального, как дуэль, разговора с Пикулем находить нам не составляло труда. Да он и сам предлагал на выбор диалог по историческим анфиладам любой эпохи, хотя чаще всего погружался в «бабий век» русской истории - восемнадцатый. Казалось, он мог часами комментировать исторические эпизоды из своих романов «Слово и дело» и «Фаворит», «Пером и шпагой» и «Битва железных канцлеров», в которых оживали дочь Петра Великого и Великая Екатерина, а то «митавская затворница» - герцогиня и русская императрица Анна Иоанновна, то пушкинский друг-лицеист и будущий канцлер великой империи - князь Александр Горчаков.
Исторический портрет латыша, например, в чем его неповторимое «совершенство»? Готового ответа, понятно, у нас быть не могло. Но чтобы выглядеть правдоподобно откровенным, решил поделиться с писателем своими наблюдениями. В природе латышей заложен, на мой взгляд, уникальный генетический код - на сохранение всего прекрасного, кем бы и когда бы оно ни было создано на балтийской земле.
Мне показалось, что писателю такой культурологический феномен тогда показался не лишенным внимания, он даже предложил вернуться к этой теме во время очередной поездки по ночному городу, что мы с удовольствием не раз предпринимали в компании с его новой супругой - Антониной Ильиничной Пикуль. В такие мгновения писатель был особенно щедр на афоризмы. Если всю жизнь возиться с дураками, как-то и между прочим обронил он очередную житейскую мудрость, поневоле сделаешься умным человеком.
Глава III
Многое успел поведать читателям удивительный энциклопедист Валентин Саввич. Но еще больше так и осталось храниться в его архивах и записных книжках. Просторная гостиная дышит исключительно книжными фолиантами. В основном это книги по истории, в том числе военной, но много и по искусству. Писатель легко разбирался в картинах мастеров Возрождения и импрессионистов, в немецкой живописи, но в первую очередь был увлечен мастерами русской живописи - свидетельствами величия империи, драматическая история которой была для него источником созидательных героев.
Уникальная картинная галерея Пикуля хранит изображения многих поколений дворянских родов империи, венценосных особ и композиторов, дипломатов и кавалергардов. Портретов одного только князя Таврического - Григория Потемкина, героя двухтомного романа «Фаворит», полсотни. Культура нации, любил ненавязчиво, но упрямо повторять он, начинается с бережного отношения к могилам своих предков.
Вспоминали мы с писателем и довоенный период в истории Латвии и связанные с ним легенды, ведь у каждого народа они свои. Человек, не знающий истории, любил повторять Пикуль, как трава без почвы, без корней. Отсутствие исторических знаний оставляет народ без умного руководства.
Карлис Улманис - тоже из серии мифов, его считают одним из символов Латвии 20-30-х годов. Он был главой первого сформированного в 1918 году латвийского правительства, позже руководил еще тремя кабинетами подряд, а в 1934-м стал «заурядным» диктатором (Европу этим уже удивить было трудно).
Наблюдая за тем, когда уже в ХХI веке в латвийском зоопарке выбирали очередного президента, становятся все более мотивированными действия диктатора. Еще в декабре 1920 года, например, глава правительства Улманис встретился со спецпредставителем Ленина в Латвии Яковом Ганецким и предложил «особые условия» для торговли с Советами. В Кремле оценили коммерческую хватку премьера и стали оказывать скрытую поддержку партии Улманиса через совместные акционерные общества. А правительство, в свою очередь, гарантировало кредитные обязательства компаний, которые осуществляли монопольную торговлю нефтепродуктами из СССР на латвийском рынке.
И наконец, латвийский лидер за пять лет диктатуры изменил массовое сознание людей - оно было приучено к безоговорочному выполнению распоряжений. И поэтому его обращение 17 июня 1940 года к народу по радио: «Я остаюсь на своем месте, а вы остаетесь на своих местах» - было воспринято публикой буквально. Советские танки уже давно стояли на улицах Риги, но вплоть до внеочередных парламентских выборов 14 июля Улманис продолжал исполнять обязанности главы государства. Он присваивал воинские звания, принимал послов. Президент открывал и первое заседание народного правительства Августа Кирхенштейна, который будет в годы Великой Отечественной войны экзаменовать на знание латышского языка разведчицу Веронику Феликсовну Пикуль.
Глава IV
Обычно, заканчивая очередной роман, писатель уже знал, что будет писать дальше, но случались и периоды безвременья. Как-то он просил Антонину Ильиничну принести из библиотеки, где она тогда работала, книги по истории Японии. Но ничего подходящего не находилось, а тут в букинистическом магазине ей попались сразу три издания. Он взял их, ушел в кабинет, закрыл дверь, чего никогда не делал. Через пару часов вышел и объявил: «Сажусь за новый роман - «Гейша».
А вот замысел романа «Моонзунд» родился во время прогулки по побережью Рижского залива. Он позже и мне, показывая рукой в синеву Балтийского моря, рассказывал: «Если плыть в этом направлении, то попадешь в проливы Моонзунда, где разыгралась знаменитая морская битва». В 1917 году российские моряки сражались с немецким флотом, защищая свои острова на Балтике.
Морской характер юнги Пикуля отражают его романы. Он справедливо признан сегодня уникальным писателем, сумевшим «связывать прошлое с настоящим крепким морским узлом».
Правда, записные критики и поборники обскурантизма упрекали Пикуля в период брежневского застоя во многих смертных грехах. Но чаще всего - в недостатке образования. Напоминая ему, что, когда его сверстники сидели за партой, он уже нес вахту на мостике сторожевого эсминца. Но недостаток знаний он восполнял всю жизнь и прошел «свои университеты» так же блестяще, как в свое время Горький, с головой погрузившись в исторические архивы отечества.
Согласен, что у меня немало пробелов, признавался писатель. «Совсем не знаю математики, любой школьник даст мне фору. Но, скажите честно, кому в жизни понадобилась математика в том объеме, в каком ее изучают в школах? Я лично всю жизнь великолепно обходился лишь знанием таблицы умножения - большего мне и не понадобилось», - то ли в шутку, то ли всерьез любил повторять Пикуль, обычно во время традиционного чаепития.
Но количество своих исторических героев писатель знал наперечет. На каждое событие, на каждого своего героя Пикуль имел уникальные материалы. При этом он свободно перемещался в историческом пространстве - от Гомера до Арагона. От эпохи Ивана Грозного до Второй мировой войны. Он первым сказал доброе и о вице-адмирале Российского флота Колчаке, показав его выдающимся полярным исследователем, океанографом и, бесспорно, патриотом России. А в романе «На задворках великой империи» писатель показал и Столыпина грандиозным политическим деятелем.
Читая рецензии на свои книги, Пикуль часто огорчался, становясь свидетелем того, что их авторы элементарно не знают не только русской истории, но и истории своего языка. Помню, как он выходил из себя за письменным столом: «Да будет им известно, что в XVIII веке - да! - аристократы были образованны в языках и часто употребляли французский язык. Но когда они переходили на язык природный, своего народа, то разговаривали тем же простонародным языком, какой слышали крестьяне, какой употребляли кучера и прочие люди. . . »
Глава V
Исторический романист подарил читателям множество ярких, увлекательных книг. На страницах его произведений жили, боролись, думали, творили во имя Отечества люди разных эпох и разного времени.
Около десятка книг уже написала Антонина Пикуль о своем муже, разобрав его архивы и черновики. За переиздание книги «Валентин Пикуль. Из первых уст» она удостоена престижной литературной премии Александра Невского. Только до сих пор болит душа, что не удается открыть музей писателя-патриота, в который она могла бы со спокойной душой передать его бесценный архив.
Само наследие Пикуля, как известно, составляют 30 романов и повестей, более 150 исторических миниатюр. Общий тираж его изданий уже превысил полмиллиарда томов, а картотека писателя насчитывает около 100 000 карточек и 50 000 исторических портретов, охватывающих период пяти веков.
Было трогательно спустя много лет прочесть о впечатлении, которое оставили наши контакты с этой удивительной личностью у очаровательной женщины, талантливого литературного секретаря и писателя - Антонины Ильиничны. В своей книге о муже она вспоминает: «Несмотря на разницу в возрасте, Пикуля с Юрием Сизовым связывали теплые, дружеские отношения. И не только с ним, а и со всей его семьей. Доброй традицией было у Юрия и его очаровательной супруги Танечки (так рано ушедшей из жизни), бывая в Риге у родителей, наносить обязательный визит Пикулю. Ради таких встреч Валентин Саввич откладывал в сторону все свои дела. Правда, готовиться к ним было не нужно: Юрий Владимирович звонил, они появлялись, общались и потом быстро исчезали, оставив добрый след в душе писателя. Этот обаятельный, общительный, многознающий человек всегда готов был помочь, если в этом возникала необходимость. . . И почти все веселые дружеские вечера общения с Юрием Сизовым заканчивались далеко за полночь».
Время безжалостно: оно сокращает дистанцию для возвращения наследия писателя в Россию. Антонина Пикуль трижды обращалась за последние годы только ко мне (а сколько исхожено кабинетов и написано писем!), как к одному из друзей писателя, за содействием в возвращении его архивного наследия. В начале этого века нам всем показалось, что общественность наконец услышали: мелькнул луч надежды. Из российского посольства в Риге даже пришла информация о создании музея Пикуля в Петербурге и передаче его архива в Центральный военно-морской музей. Было выделено помещение, набрали штат, даже директора успели назначить, но. . . сорвалось. И вот спустя десять лет, осенью 2017 года, Русская община в латвийском городе Лиепая (бывшая Либава) сообщила о предстоящем открытии - с согласия вдовы писателя - постоянной экспозиции исторических портретов из коллекции писателя.
Приезжали к Пикулю в Ригу в 80-годы из Пушкинского дома, знакомились с его архивом, восхищались этим трудом и честно признавались: «Валентин Саввич, даже если бы вы не написали ни одного романа, только то, что вы оставили такую библиографию, собрали коллекцию по истории портрета, обессмертило ваше имя».
С другой стороны, по информации Антонины Пикуль, которой она поделилась со мной, англичане предлагали ей около 800 000 фунтов стерлингов, а американцы - более миллиона долларов (оба предложения она отвергла). Сын друга и поклонника Пикуля давно предлагает Антонине Ильиничне открыть музей у себя, в Финляндии. Но она все медлит, потому что уверена, что музей Валентина Пикуля должен быть только на его исторической родине, если и не к его девяностолетию - в 2018 году, то в любом случае при ее жизни.
Юрий СИЗОВ,
Москва,
президент фонда «Янтарный мост».
.Подробнее читайте на vesti.lv ...
